Круги в пустоте - Страница 119

119

Ни говоря ни слова, он легко, точно полено, подхватил пацана под мышку и быстрым шагом направился к ждущему их Угольку. Митька помчался туда же.

— Так, Митика, — озабоченно проговорил кассар, — сейчас нам нужно удирать, и быстро. Уголек нас троих долго не потащит. Поэтому поедете вы двое, я побегу следом.

— Но… — запнулся Митька, — я же не умею.

— Учиться уже некогда, — спокойно возразил Харт-ла-Гир. — Но не бойся, Уголек умный, он вас не скинет. Ты, главное, мальчишку держи покрепче.

С этими словами он, опустив пацана наземь, схватил Митьку за плечи и резко подбросил вверх. Тот сам и не заметил, как оказался в седле. Кассар сейчас же подал ему мальчишку, который, похоже, пребывал сейчас в глубоком обмороке.

— Усадил его? Теперь держи крепко, и ногами, ногами сжимай бока. Да не ребенку, дурень! Коню! Затем он обхватил морду Уголька и что-то ласково, но настойчиво зашептал тому в ухо. Сколько Митька ни прислушивался, уловить слов он не мог. Наверное, опять какая-то ахинея на древнем языке.

Додумать мысль он уже не успел — стремительно сорвавшись с места, Уголек помчался вперед, на объятую дымом и пламенем улицу. Непонятно откуда взявшийся ветер обдувал Митьке лицо, но все равно отвратительный запах гари забирался в ноздри. С обеих сторон вскоре встали огненные стены, обжигающие волны воздуха перекатывались через улицу, и трудно было дышать. Уголек мчался как никогда раньше — казалось, это не конь, а прямо-таки мотоцикл.

Мальчишка в Митькиных руках так и не приходил в сознание. А вдруг задохнется? — грызли мозг тревожные мысли, но все, что он мог сделать — это крепче сжать щуплое, горячее тело.

Кто-то мельтешил в дыму, кажется, кого-то Уголек сбил с ног, сам того не заметив. Кажется, вслед доносились хриплые проклятия — Митька сейчас думал лишь об одном: прорваться бы. Только бы прорваться!

Вскоре показались распахнутые ворота. Сюда огонь еще не успел добраться, зато добрались стражники. Двое поджарых парней судорожно пытались свести тяжелые створки. Миг — и оба, чуть слышно вскрикнув, обрушились в пыль. Что с ними случилось, Митька не понял, но и задумываться было некогда. Уголек торжествующе вырвался на простор и устремился в травяное море. Травы, высокие, пахучие, здесь доставали коню до груди, и он рассекал их точно моторная лодка.

Как там кассар, мелькнула тревожная мысль, и Митька, не утерпев, обернулся.

С кассаром все было в порядке. Он размеренно бежал позади, на расстоянии в несколько метров, не отставая от них, но и не обгоняя. С ужасом Митька вдруг, что глаза его плотно закрыты, и незаметно, чтобы он дышал.

Заворочался, застонал мальчишка, и Митька тут же обхватил его крепче, тихо шепча в ухо:

— Ну ничего, малыш, ты держись! Мы сейчас, мы скоро…

Он сам понимал, как идиотски все это звучит, но иных слов у него уже не было.

Казалось, скакали бесконечно. Не было в степи никаких ориентиров, нечем тут измерять расстояния. Давно уже скрылась за горизонтом горящая деревня, давно уже от края до края плескались верхушки трав, и только солнце — злое, жалящее, мертво зависло в зените.

Потом это кончилось — как-то сразу, вдруг. Засопев, Уголек перешел с рыси на шаг, все более и более спокойный, затем остановился, опустил шею. Бока его ходили, тугие мышцы дрожали, и чувствовалось, что он — могучий, неутомимый зверь — смертельно устал и больше не двинется ни на локоть.

Сейчас же оказался рядом кассар. Вздрогнул, потянулся и с шумом выдохнул. Потом открыл глаза, заморгал поначалу, привыкая к яркому свету, но вскоре уже полностью пришел в себя. Молча принял у Митьки неподвижное тело ребенка, осторожно опустил в траву. Затем снял и самого Митьку, и при этом руки его, по-прежнему большие и сильные, заметно дрожали.

«Ну, сейчас мне будет, — уныло подумал Митька. — Сейчас он мне пропишет…» В том, что Харт-ла-Гир — не тот человек, что прощает шантаж, он уже успел убедиться.

— Сумку мою подай, — рявкнул кассар, сидя на корточках возле мальчишки. — Живее!

Не глядя, сунул руку в кожаные недра, нашарил там маленький флакончик, на дне которого плескалась ядовито-синяя жидкость.

— Слушай, — по-прежнему не оборачиваясь, заявил он, — сейчас я его в чувство приведу и буду говорить. Это снадобье не только исцеляет телесные раны, но и просветляет ум… на короткое время. Иначе он еще долго не сможет не то что ничего толкового рассказать, а и помыслить. Нам же надлежит скорее с ним определиться. Так вот, Митика, ты сейчас будешь молчать. Ни звука у меня чтобы. Иначе… — он помедлил. — Вспомни того молодого разбойника. Уяснил? Ну вот то-то же.

Ловкими движениями он принялся втирать синее зелье в мальчишкино тело. Быстро и сильно двигались руки, губы шевелились, тихо произнося что-то невразумительное.

Спустя несколько минут мальчик открыл глаза. Потом, напрягшись, сел.

— Ну? — хмуро спросил успевший спрятать флакон кассар, — говорить можешь?

— Ага, — хрипло кивнул пацан.

— Тогда говори, — велел Харт-ла-Гир. — Да не смей лгать, вранье я из тебя живо вышибу, — он выразительно покрутил конской плеткой. — Как тебя звать?

— Хьясси, — сообщил мальчишка. — А каково ваше имя, благородный господин?

— Смотри ты, какой наглый, — присвистнул кассар. — Тебе разрешали вопросы задавать? Впрочем, знай, что я — кассар Харт-ла-Гир, из славного рода восточных Гиров, держащих по государеву повелению в своей деснице град Нриу-Лейома. Посему помни о почтительности и не смей без разрешения открывать рот. Итак, какого ты звания, Хьясси?

119