Круги в пустоте - Страница 131


К оглавлению

131

— Северный варвар, забывший родную речь, мьяргу, — вновь послышался смешок. — Зато прекрасно изучивший язык великого Оллара, всего-то за несколько лун… Бывает, бывает…

— Говори правду, падаль! — велели впереди. — Еще одно слово лжи, слетевшее с поганого твоего языка, и ты познакомишься с раскаленным железом.

— А еще можно отрезать то, что без всякой надобности болтается у него между ног… — задумчиво предложили сзади. И сейчас же послышался негромкий металлический лязг…

Митька непроизвольно дернулся — и вновь закусил губу от боли. Наверное, они все-таки пугают. Ну не может ведь это оказаться правдой? Хотя почему? А казнь родителей Хьясси? А муравьиная яма в городе? Предупреждал же кассар: «а иначе умрешь, и очень скоро». Вот и допрыгался. Но как, как им сказать правду? Ведь все равно не поверят, подумают, что издевается, и лишь сильнее станут мучить. А кстати, кассар-то где? Неужели его тоже поймали? И что, держат в такой же темнице и задают такие же вопросы? Не повредить бы ему своими ответами…

— Я вас не понимаю, — произнес он мрачно. — Не понимаю, про что спрашиваете. Вы говорите точнее.

— Куда уж точнее, — вздохнули сзади. — Итак, ты лжешь, мальчик. Рабом ты действительно сделался недавно, но раньше… нет, ты не из северных варваров… Ты совсем из других варваров… Очень, очень далеких… Можно сказать, ты человек не нашего Круга. Понимаешь меня?

— Нет, — честно признался Митька. — О чем это вы?

— Плохо. Ну ничего, сейчас тебе освежат память… Пятка! — велел он негромко.

Митька недоуменно уставился в непроницаемую черноту — и тут же взревел от дикой, ни с чем не сравнимой боли. Левую пятку окатило огненной волной, и волна эта поднималась все выше и выше, от нее перехватило дыхание, но сдержать хриплый вопль было совершенно невозможно.

— Вот что бывает с непослушными юнцами, оскверняющими себя ложью, — прокомментировали за спиной. — Впредь говори только правду.

Митька всхлипнул, изо всех сил пытаясь перебороть боль. Получалось плохо.

— Ты не из этого Круга? — вновь раздался громовой голос. — Не из этого мира?

— Да, — обессилено выдохнул он.

— Твое настоящее имя? Как звали тебя там?

— Дмитрий… — в горле у него булькало, глаза застилали слезы. — Дмитрий Самойлов.

— Кто перенес тебя сюда, в Оллар?

— Я не знаю…

— Не знаешь? — зловеще хмыкнули сзади, и Митька торопливо заговорил:

— Нет, ну я правда не знаю, как его зовут. Он пожилой, лысый, в плаще был. Посмотрел мне в глаза, а дальше… а дальше я уже здесь.

— Может, тебе еще освежить память? — поинтересовались из тьмы, и Митька перепугано взвыл:

— Не надо! Пожалуйста, не надо! Я и правда больше ничего не знаю…

Он задохнулся, полный липкого ужаса и вместе с тем стыда, презрения к себе — трусливому, голому, орущему… Даже когда его пороли — он и то не унижался мольбами. А тут… Но сопротивляться ведь было совершенно немыслимо, все равно что ломать об коленку здоровенное бревно. С такой болью не шутят и не спорят, это тебе не гибкий прутик… Тут душа уходит не то что в пятки, а куда-то еще ниже. Вообще уходит, и остается лишь вопящее тело — способное, правда, отвечать на заданные вопросы.

— И нравится ли тебе здесь, в Олларе? — вновь прокатилось над сводами.

— Нет! — откровенно выкрикнул Митька. — Не нравится!

— Хочешь домой? — невидимо улыбнулся тот, что был сзади. — А кто предлагал тебе возвращение?

— Никто! — быстро отозвался Митька. — Я думал, может быть, какого-нибудь мага попросить, только где ж мне мага-то найти?

За спиной расхохотались — весело, заразительно. Уже не старческим показался этот смех — наоборот, молодым и задорным.

— А почему же ты не попросил о помощи своего господина? — отсмеявшись, спросили из тьмы. — Он же у тебя добрый, он о тебе заботился, лечил, от разбойников оберегал… Денег на тебя извел в сто раз больше, чем ты стоишь… Неужели ты не попробовал открыться ему?

Митька судорожно всхлипнул. Вот и зашла речь о кассаре. Может, одного его слова достаточно, чтобы выручить Харта-ла-Гира… или наоборот, отправить в муравьиную яму. И как же отвечать?

— Ничего я ему не открывался! — разжигая в себе злость, истошно заорал Митька. — Ни фига он не добрый, он меня каждый день порол! И прутьями, и плетью! Можете посмотреть, еще не все рубцы зажили! И сволочью обзывал, и падалью, и еще по-всякому. Хрена я буду его просить!

— Ах, какой неблагодарный мальчик, — сокрушенно заметил невидимый допросчик. — И это в ответ на заботу… на участие… Да за такое надлежит тебя строжайше наказать! — он помолчал. — Ну как, будем наказывать? Или все-таки ответишь правду?

Митька замер. Значит, снова опаляющая, сводящая с ума боль? Как же он ее вынесет? Но как же кассар? Да, пускай лупил, пускай ругал — зато и дрался за него, рубился на мечах, ловил голыми руками стрелы… Лечил, вытягивал из сетей смерти, любимую лошадь ради него прирезал… и сам готов был уйти в смерть, лишь бы добыть им с Хьясси немного воды… Такой не бросит… не вычеркнет из своей жизни, как некоторые… И что, теперь придется его выдать? И потом всю жизнь про это помнить? Но выбора-то нет… Легко геройствовать в своем воображении, глядя по видику всякие фильмы. А когда вот так, по правде, когда подвесят в темноте и станут жечь… на что тут остается надеяться? На кого? Может быть… «Единый, Ты меня сейчас слышишь? — беззвучно шепнул он. — Ну сделай хоть что-нибудь! Ну ладно, ну пускай даже мне будет больно, только дай силы промолчать! Я не хочу, не хочу становиться предателем, а боли я еще сильнее боюсь! Ну услышь меня, пожалуйста!»

131