Приглядевшись, Хайяар обнаружил, что на некоторых бритоголовых тоже имеются крестики. Красуются на волосатых грудях. К счастью, никакой силы от них не текло. Просто серебро на цепочке, не более.
— Юноши, мне вас очень жаль.
Голос Темы. Спокойный, слегка раскатистый баритон. Слова он произносил чуть нараспев, точно читал свои единянские молитвы.
— Вы стоите на опасном пути, и в душах ваших клубится хищная тьма, готовая пожрать тот малый свет, что еще остался у вас в сердцах. Обладай вы способностью видеть, то увидели бы, как поднимаются от каждого из вас испарения злобы и ненависти, и точно клубы черного дыма, сплетаются они друг с другом и образуют гадкое облако, готовое пролиться смертельным дождем. Подумайте, ведь жизнь ваша коротка, а затем держать ответ.
Аня потрясенно смотрела на Тему. Тот спокойно, даже чуть расслабленно стоял лицом к парням, вовсе не думая сжимать кулаки. Волны непонятной силы струились от него, захлестывая и Хайяара. Стало трудно дышать, в глазах щипало, горло перехватывало. Вот, значит, что испытывали тхаранские маги, когда впереди единянских полчищ шли в белых млоэ их Посвященные, нараспев обращаясь к своему Единому…
Волей-неволей Хайяар посочувствовал бритоголовым. Да… Это тебе не перессорить их между собой и не приморозить к земле… это даже не переломать им все кости. Тема сейчас мял их души, лепил из них что-то совсем иное, неведомое им самим. Притихшие скинхеды стояли молча, потупясь в землю, не пытаясь не то что сопротивляться, но даже и возразить что-либо.
— Но тьма боится света, а ненависть изгоняется любовью. Вы пошли путем смерти, но близок к каждому из вас путь жизни. Сверните же на него, перемените ум, и Бог Единый избавит вас от вражьего плена. Нет вины, которой не простил бы Он, нет человека, для коего невозможно спасение, так сбросьте же запирающий вас грех.
Краем глаза Хайяар посматривал на Сиура-Минну. Тот сидел на корточках, сжавшийся, напряженный, и не то с ужасом, не то с восторгом глядел на Тему. Не задохнулся бы, с неожиданной заботливостью подумал Хайяар. Парнишка ведь, похоже, весьма чувствителен к единянской силе. А сила все нарастала и нарастала, уже и воздух начинал еле слышно потрескивать, и невидимые обычному взгляду синие искры мелькали в нем. Увы, сомневаться более не приходилось. Это уже не цитаты из свитка, сейчас с Темой действительно был его Бог, тот самый Спящий, который, выходит, проснулся. Стало быть, Он властен и здесь, в Железном? И вполне возможно, что и Аня, и этот Тема поклоняются одному и тому же Богу, только называют разными именами. Тогда дело совсем плохо, тогда, быть может, и бегство в Древесный Круг без толку — этот самый Единый дотянется и туда. Остается лишь надеяться, что там Он пока еще спит достаточно крепко.
— Идите же с миром! — провозгласил Тема. — Идите и чистите ваши души!
— И обязательно с мылом! — вскакивая, выкрикнул Сиура-Минну. Нет, вот ведь какая обезьяна! Правда, бритоголовые его вроде и не услышали. Они начали медленно пятиться, потом, развернувшись, опрометью бросились в густой ельник, обдирая о ветви свои черные майки. Вскоре затих и топот их тяжелых ботинок.
— Ну вот, — слегка улыбнулся Тема, — нормальные ребята оказались. Я объяснил им, что неправы, они сделали выводы… Всегда бы так…
— Ты… — восхищенно смотрела на него Аня. — Как тебе это удалось?
— Ну не знаю, — пожал он плечами. — Я разве чего не так сказал? Вроде бы все по делу.
— Но… Разве слов достаточно? Они же отмороженные были, совсем отмороженные.
— Нет, ну конечно, еще и вера нужна. Тут, понимаешь, надо как бы подвинуться. Уступить место, чтобы Он действовал. Вот когда почувствуешь, будто тебя нет, а Он — есть, впустишь Его — тогда и получится. А от себя говорить без толку, не послушают. Но, Анечка, это как бы само собой разумеется.
Анечка! Хайяара скрутило от боли и тоски. Уже и «Анечка»! Этак дело у них далеко зайдет.
— Ох, ребята, — только и произнес он, выходя на берег, — и перенервничал же я… Знаете что, не пора ли нам домой? Честно говоря, в моем возрасте такие переживания даром для сердца не проходят.
— Что, дядя Костя, видали? — сейчас же изверг из себя очередное ехидство Сиура-Минну. — Вот как надо, а не всякие там штучки-дрючки… А вы твердили — дикари, дикари…
На сей раз он спустился в подземелье при полном параде, даже куртку подвязал широким поясом из плотной точно брезент серой ткани. К поясу прицепил меч — все же как-то спокойнее, хотя и понимал, что особой пользы в случае чего не будет.
Сегодня его тоже слегка мутило от спрятавшегося внизу живота страха, но все-таки по крайней мере было ясно, чего ждать под землей. Вот чего ждать в княжеской резиденции — это уже другой вопрос. Вряд ли таинственный Черный камень выложен так вот просто, типа как в музее под стеклом, с аккуратной табличкой. Скорее, все получится как в сказке: камень в яйце, яйцо в ларце, ларец на каком-нибудь дубе и охраняется каким-нибудь двухметровым дубом в броне и с тяжеленным мечом. И что тогда делать? Ножиком махать? Наверное, его даже рубить не станут. Голыми руками поймают, железку отберут и за ухо приведут к князю Диу, под светлые, похожие на лягушачьи, очи. И князь гаденько так усмехнется…
Вчера за ужином он тоже усмехался, спрашивал, где это дорогой гость Митика оцарапался? Или кто посмел душить юного друга? Может, провести небольшое внутреннее расследование? От расследования Митька вежливо отказался, пробурчал, что какие-то мошки покусали, а он сдуру стал расчесывать. Князь подозрительно легко поверил в мошек и начал нахваливать тушеное в крови мясо птицы хланги. Мясо и впрямь оказалось вкусным, но смотреть, как владетель Тмерский с жадностью запихивает в рот кусок за куском, было не слишком приятно. Жирная подлива текла по его подбородку, и время от времени он свистом подзывал молодого раба с полотенцем. Юноша привычным движением подтирал перепачканного господина и неслышно удалялся в тень.