Круги в пустоте - Страница 179

179

Митька посмотрел на него с ненавистью. Как же прав был кассар! И каким же дураком был он сам, не желая верить. Маньяк, типичный маньяк, про каких в телевизоре говорят. Типа Чикатило, но едва ли не всемогущий. Ну что, дурак, убедился? Да только вот поздно. Скоро самого под такой колпак посадят, запоешь тогда…

— А почему дети? — спросил он глухо.

— Тому несколько причин, — осклабился князь. — Главная причина — у детей гораздо больше живой силы, нежели у взрослых. С возрастом внутренность человека иссыхает. Только немногие мастера магии умеют не растерять данное нам при рождении. А большинство людей, взрослея, лишаются и того немногого, что имели… сами не догадываясь о своем богатстве. Поэтому извлекать живую силу следует именно из детей. И чем моложе, тем лучше. Вот в твоем возрасте, к примеру, сила уже не та… да, не та… мутная она уже у тебя, жиденькая… То есть, конечно, лучше, чем ничего, как говорится, с высохшего дерева хоть хворостинку, но по сравнению с этими, — он плавно обвел рукой усеявшие зал полусферы, — ты слабоват. Да, и вторая причина — дети дешевы. От двух до пяти огримов, не больше.

— Это все рабы? — хмуро спросил Митька. Оцепенение понемногу проходило, сменяясь незнакомой какой-то, ледяной яростью.

— Большей частью, — кивнул князь. — Но есть и дети моих крестьян… Знаешь, что самое забавное? Родители их сами приводят, в голодное время. Очень разумно, между прочим. Лучше отдать одного и получить денег, на которые сохранишь жизнь десятерым.

— Они что, знают? — потрясенно охнул Митька. — Ну, зачем вам…

— Вот еще! — скривился князь, точно надкусил больной зуб. — Стану я вонючих мужиков в свои ученые изыскания посвящать… Ничего они не знают. Думают, верно, что я их в золото превращаю, или заезжим торговцам продаю, или ем, или еще что… Какое нам с тобой дело до мужичьих догадок?

— А они там… долго?

Князь понял с полуслова.

— Это одна из наиболее чудесных моих находок! — провозгласил он. — Видишь ли, с помощью некоего набора заклятий часть тонкой силы идет на поддержание их жалких жизней. Тела восстанавливаются, хотя и не полностью, да… Раз в месяц примерно приходится менять. Небось, в вашем мире такого не умеют, а? — самодовольно хмыкнул он.

Митька против воли кивнул.

— Ну то-то же! Одно слово, дикари! — подытожил князь, и Митька не сразу понял, кого он имеет в виду. — Впрочем, и у нас такое мало кто умеет. Этому выскочке и хаму, который перенес тебя в Оллар, старому козлу Хайяару такое уж точно не под силу. Так что одного ребенка хватает надолго. Когда подохнет, меняем.

— И как же… — Митька понимал, что говорить такое глупо, но все-таки спросил. — И как же вам не жалко? Они же… ну им же…

Князь вновь рассмеялся.

— Мальчик, как я погляжу, голова у тебя забита глупостями. При чем тут жалость? Жалость — это для убогих, слабых, для полулюдей… Жалость — это когда ты чувствуешь, что беспомощен, но признаться самому себе боишься… или стыдишься… И вот тогда, чтобы сжиться со слабостью, ты придумываешь пустое… всякую там жалость, любовь, сострадание. А цена этим словечкам — тьфу. Это обман, морок, шоры… только не для глаз, а для ума. Сильный человек в шорах не нуждается, он видит мир истинный, неискаженный нашими пристрастиями и фантазиями. Тебе предстоит многому научиться, Митика. Что ж, я умею учить… ничуть не хуже старого пердуна Харриму-Глао. Ты у меня избавишься от того хлама, коим напичкали твои мозги в вашем ржавом Круге. Ты поймешь, что в мире есть лишь одно настоящее — сила, воля и власть. Все, кто слабее — существуют лишь для тебя, используй их. Нет никакой любви, о которой талдычат смрадные единяне — есть лишь здоровое желание обладать, сделать своим. Вот как, например, я сделаю тебя своим — потому что я сильнее и потому что ты мне нужен.

Митька судорожно сглотнул.

— Да, — спокойно и как-то доверительно кивнул князь, — вот и пришла пора поговорить откровенно. А то все эти глупости про спасение Тхарана, про твое скорое возвращение домой — ну согласись, на зубах же вязнет. Во всяком случае, на моих.

Так… Сердце в который уже раз екнуло. Значит, «скорое возвращение домой» — это глупости? Его отсюда не выпустят, значит? Типа, спасибо, что не сунут под прозрачный колпак? Что же этому борову от него надо?

— Понимаешь, — как ни в чем не бывало продолжал князь, — что нам с тобой этот несчастный Тхаран? Какая от него, скажи, польза? То есть раньше-то, понятно, польза была. Собрать воедино древнее знание, развивать тайную науку, заручиться поддержкой бестелесных сил — все это правильно, все это нужно. Но Тхаран отстал от жизни, и значит, должен умереть. Таковы законы. Старое уходит, сменяясь новым… которое когда-нибудь тоже будет старым… Единяне тут весьма полезны, между нами. Это, знаешь ли, как крысы, пускай грызут падаль. А мы с тобой пойдем дальше, взяв от Тхарана все потребное…

Митька присел на корточки, прислонившись лопатками к гладко отполированному мрамору. Ну ни фига себе откровения! Может, он совсем на голову больной? С Тхараном воевать собрался, что ли? Вместе с единянами? И думает, будто они его в компанию примут?

— В этом Круге уже нечего делать, — не глядя на Митьку, негромко бормотал князь. — Тут расплодятся единяне, все напортят, порушат, пожгут, совсем никаких условий для работы… Но скоро все изменится. Они, старцы-плащеносцы, этого еще не знают. И уж подавно не знают единянские невежды, надеются на своего Спящего. Ха! И против Спящего у меня кое-что припасено. Очень хорошее, знаешь ли, сонное зелье. И потом, коллекция же… Я вот думал, что с тобой делать, — без всякого перехода произнес он вдруг. — И понял, что незачем отдавать тебя Тхарану. Зачем помогать старине Хайяару? Уйдут ли они в свой Древесный Круг, вырежут ли их здесь псы Единого, для меня без разницы. Князь помолчал, облизнул пересохшие губы и шагнул к Митьке. Крепко сдавил плечо.

179