— Вот, это истончается ткань Круга, — размеренным тоном, словно ведя учебное занятие, пояснил Хайяар. — На самом деле то, что кажется дымом — это исчезновение первого слоя. И ты это видишь. Но разрывы в других слоях пока недоступны твоим глазам. Скоро уже будет готово. Голова кружится?
— Есть немного, — признался парень.
— Значит, хватит с тебя, — решил Хайяар. Он откинул его руку, безвольно упавшую на простыню, быстро оделся, рассовал во внутренние карманы куртки несколько сберегаемых на крайний случай камней. Увы, их сила была такова, что для создания канала не годилась. Вот в магическом бою от камушков, возможно, и выйдет польза.
— Ну все, проход открылся, — сказал он, внимательно разглядывая клубящееся облако. — Я ухожу. Не знаю, увидимся ли когда-нибудь… Веди себя хорошо, не позорь Тхаран. Да будут благосклонны к тебе Высокие Господа…
— Которые? — несмотря на охватившую его бледность, съязвил парнишка. — Наши, олларские, или которого Тема тогда в парке позвал?
— Вернусь — выдеру, — пообещал Хайяар и, преодолев мгновенную слабость, шагнул прямо в темное облако, которое жадно, словно пламя костра, охватило его фигуру. Свет померк, вернее, превратился в маленькое желтое пятнышко, в готовый погаснуть огонек свечи, и оттуда слабо донеслось:
— Возвращайтесь!
Насколько же расширилась Темная Дорога! В прошлый раз, когда Митька пробирался неизвестно куда, шарахаясь от призраков («которые даже и не призраки»), ему казалось, достаточно раскинуть руки — и упрешься в черные стены. Теперь же под ногами было целое шоссе, и по четыре в ряду тянулась по нему техника — тупорылые БМП, ощетинившиеся стволами пулеметов, на броне — солдаты в серо-зеленом камуфляже… Блин! Он покрутил головой, и наваждение исчезло. Не броневики — кони, мохнатые, спокойные кони, и в поводу их ведут солдаты… не в камуфляже, конечно. Серые куртки из какой-то очень плотной ткани, на которую к тому же нашиты бронзовые пластины. За спиной у каждого — овальный выпуклый щит, на поясе — длинный и слегка изогнутый меч, такой был у кассара. К лошадиным седлам приторочены копья.
Идет хандара. Пять тысяч воинов, опытных, умелых рубак. То-то будет подарочек князю… если, конечно, тот еще не загнулся от волшебного камня, что, взорвавшись, разворотил ему кишки. Правда, старый Тми-Наланси сомневается. «Эх, Митика, — усмехнулся он ночью, у костра, когда, вымывшись и обсохнув, Митька сидел на конской попоне и ел только что испеченное на углях, невероятно вкусное мясо. — Это было бы слишком просто. Ведь князь Диу, дакассар — не простой человек, он маг, и не простой маг, а Глубинного Посвящения. Он столь тесными узами связан с врагом нашим, противником Бога Единого, что обычными средствами его не умертвить. Спасет его Противящийся, которого рабы идолов зовут Господином мрака. Спасет, залечит раны. Нужен ему князь, ведь врагу не дано своею лишь силою действовать, нужно через человеков… сынов погибели. Им-то он и дает могущество, дает власть. Потому и сокрушим мы негодяя не железом и не огнем, а молитвою к Единому. И вот когда растает магия, иссохнут потоки живой силы — тогда время заговорить мечу.
— А детей-то спасти получится? — Митька сразу перешел к главному. — Ну, про которых я рассказывал? Которые за невидимыми стенками…
— По милости Единого, — кивнул старик. — Стенки рухнут, ведь в замке больше не останется магии. Только удастся ли всех их исцелить? Бывают же такие раны и такие муки, что бессильно искусство любого целителя. Тут уж смотря как решил о них Единый. Будем надеяться на Его милость, на то, что явит чудо.
Митька тоже надеялся на чудо, потому что именно чудом было все, случившиеся с ним за этот бесконечно длинный день. Битва кассара с князем, ужасы Темной Дороги, потом — болото, неминуемая, казалось бы, смерть. Как говорилось еще в детском саду — «буль-буль, карасики». А вместо этого — звездное небо над головой и множество — сотни, если не тысячи костров, куда ни кинешь взгляд. Кругами стоят темные шатры, в низине пасутся стреноженные кони, черными тенями скользят по границе лагеря сторожевые. Хандара все вместе называется. Пять тысяч воинов. А всего у государя Айлва-ла-мош-Кеурами семьдесят хандар. Правда, основные силы движутся иным путем — покорять безбожный Оллар. А замок Айн-Лиуси в стороне, и брать его решено двумя хандарами. Вторая тоже движется, с другой стороны, и завтра они встретятся у стен замка. Вернее, в самом замке, если удастся план Посвященного Тми-Наланси. — Как же вы тогда спаслись? — все недоумевал Митька. — Ведь колодец же, наверное, глубокий был, а сверху камни кидали. Вся деревня кидала.
— Кидала, — согласился старик. — Знали ведь, не кинешь — самого казнят. Надо очень сильно полюбить Единого, чтобы не испугаться за свою жизнь. А они, бедняги, еще не успели полюбить. Весть только-только коснулась их умов и не успела еще проникнуть в сердца. Зерно, и то не сразу прорастает… Ну ничего, слово было сказано — и слово начало в них жить.
— Между прочим, я камень не кидал, — с некоторой гордостью сообщил он.
— Знаю, — кивнул Тми-Наланси. — Только тебе-то смерть никак не угрожала. Хаграно этот скорее сам бы десять раз умер, чем это допустил. Уж что-что, а это прочитать в его сердце было несложно.
— Зато потом мне все равно от него досталось, — зачем-то возразил Митька.
— А ты бы хотел иначе? — усмехнулся вдруг старик. — Знаешь, наверное, это было тебе полезно. За все приходится платить, за смелость, за верность, за совесть… Не будь этой платы, чего бы оно стоило, наше добро? Но как злая вода отличает истинное золото от поддельного, так и здесь… Посылает нам Единый испытания, кому легче, кому тяжелее, но всякому по силе его. Что наше земное страдание перед лицом Вечности? Миг, пылинка в столбе света. Но без него мы явились бы перед лицом Единого болтунами и хвастунами. В чем, спросил бы Он, проявилась наша любовь? В красивых словах? Но красивые слова ничего не стоят, это лишь сотрясение воздуха. В добром поведении? А чего стоит доброе поведение, если оно ничего не стоит? Нет, Митика, Вечность достигается усилиями, трудами и болью. Чтобы кирпич получился крепкий, его приходится обжигать в печи. Иначе никак.