Круги в пустоте - Страница 4

Он осторожно взглянул на приятелей. Тех вроде тоже приморозило, как, впрочем, и жмущегося к еловому стволу пацана.

— Ну и что мне теперь с вами делать? — задумчиво протянул незнакомец.

Санька попытался было что-то вякнуть, но вдруг как-то странно дернулся и тяжело задышал — будто его пчела в язык ужалила. У Илюхи подозрительно заблестели глаза, да и сам Митька почувствовал знакомое жжение. А еще — холод внизу живота.

— Ладно, с тобой, мальчик, все более-менее понятно, — кивнул он сжавшемуся мелкому. — Возьми свои двадцать четыре рубля и дуй отсюда поскорее.

На его ладони вдруг как-то сами собой оказались два смятых червонца и мелочь — те самые, что Илюха недавно вынул у «клиента».

Мальчик, робко приблизившись к непонятному человеку, взял деньги и судорожным движением сунул их в карман. А после опрометью кинулся прочь.

— Да, и застегнись, — усмехнулся ему вслед мужчина. Помолчал, задумался.

Было удивительно тихо, даже птицы замолчали, и замолчали стрекотавшие весь день кузнечики, и ни звука не доносилось со стороны «культурного центра» — точно невидимая полусфера опустилась на полянку, отрезав ее от остального мира.

— Да, вот с вами что делать? — тем же задумчивым тоном произнес человек. — Давайте-ка я на вас посмотрю.

«Посмотрю», как выяснилось, было чем-то большим, нежели простой взгляд. Митьке почудилось, будто в каждую клеточку его тела вливается нечто странное, чужое и в то же время смутно знакомое. Это оказалось не больно, но столь жутко, что сами собой забегали мурашки по коже.

— Так, юноши, все с вами понятно, — подвел наконец итог мужчина. — Все-таки лучше, чем ничего… — непонятно буркнул он себе под нос. — Вы двое, — каким-то брезгливым жестом указал он на Саньку с Илюхой, — можете уйти. Отлипнете! — властным тоном велел он, и Митькины приятели робко пошевелились, точно пробуя землю на прочность. — Уходите и больше не обижайте младших. А чтобы сия мораль лучше запомнилась, — хмурое лицо человека осветилось хищной улыбкой, — вам придется пройти через боль. Она и в самом деле неплохой учитель. Это случится скоро, и советую побыстрее добраться домой, а то еще по дороге скрутит. К врачам не ходите, не поможет. Все, кыш отсюда! — прикрикнул он, и Саньку с Илюхой как ветром сдуло, лишь ветки вслед им заколыхались.

— А вот с тобой, молодой человек, все значительно интереснее, — сказал незнакомец, дождавшись, когда Митькины приятели исчезнут. — Возможно, в твои планы не входило достаточно длительное и занимательное путешествие, но кто ж тебя спрашивать-то будет… Да уж, щенок, ты сам сюда пришел… А ну, посмотри мне в глаза, — строго велел он, и Митька, не решаясь ослушаться, поднял голову, встретившись взглядом с лысоватым мужчиной.

Глаза! Эти бездонные серые озера затягивали в себя, ломая Митькину волю, сминая мысли, стирая весь огромный мир вокруг. Еловые ветви, молодая травка, подернутое волокнистыми облачками небо вдруг помутнели, расплылись, словно на плохой фотографии. Секунды растянулись резиновым бинтом, страшное, ослепляющее безмолвие сгустилось вокруг, заклубилось темной воронкой, и Митька всей кожей ощутил, как его засасывает туда, в жадную глубину, а там…Там что-то трещало, рвалось, со скрежетом проворачивались какие-то гигантские колеса, злыми кошачьими глазами вспыхивали зеленые огни, гудела огромная черная струна, растворяя все. Ничего и не стало — сомкнулась вокруг холодная пустота.

2

Где-то рядом звучала музыка. Протяжная, унылая, подстать грубому серому камню стен. Музыка намекала на что-то грустное и неизбежное, как дождь в октябре. Музыка не рыдала и не билась — нет, она обречено принимала эту неизбежность. Митька никогда раньше такого не слышал, он не понимал, какому инструменту под силу исторгнуть эти размеренные, но царапающие душу звуки.

По правде говоря, он вообще ничего не понимал, ни где он оказался, ни что с ним случилось. Вот это вокруг — что оно такое? Комната, камера, кладовка? Шагов восемь в длину и пять в ширину, стены из серого, грубо обтесанного камня, из того же камня выложены плиты пола, а потолок вообще не виден, теряется во тьме. Комнату освещает лишь чадящий факел. В стену врезано медное, судя по зеленоватому налету, кольцо, туда вставлена толстая, расширяющаяся кверху палка, обмотанная чем-то черным. Она-то и горит рыжим пламенем. Света хватает ровно настолько, чтобы не тыкаться вслепую, но видно все еле-еле. Зато воняет…

Ни окон, ни дверей. Как же он в таком случае вообще сюда попал? Но что толку ломать голову, ответов-то все равно нет. Факт, однако, остается фактом — он, Митька Самойлов, попал в какую-то странную, и, видимо, скверную историю. Вот и сидит здесь, причем совершенно голый. Даже трусов не оставили, раздраженно подумал он непонятно о ком. Что это не сон, Митька уже убедился, изрядно пощипал себя, но и стены, и факел, и музыка никак на щипки не реагировали.

Все, однако, помнилось довольно неплохо — и прогулку по парку, и «охоту на мелких», и странного мужика, невесть откуда появившегося на поляне. Вспомнились даже его слова насчет «длительного путешествия». Вот, значит, как? Но ведь такого не бывает, это же не фильм, не фантастическая книжка, это же происходит с ним, с Митькой! С тем самым Митькой, которому обещан компьютер за отсутствие годовых троек. Который еще недавно (ох, недавно ли?) выпил одну «Балтику» и не успел повторить. Нет, должно же быть этому какое-то нормальное объяснение? Может, здесь какая-то секретная лаборатория, какой-нибудь спецслужбы, и его сюда похитили для опытов? Он сам чувствовал хлипкость своей гипотезы. Ну кому он нужен? Зачем именно его? Мало, что ли, бомжей по городу шатается? И вообще, лаборатория — значит всякие там приборы, белые халаты, дисплеи, по которым скачут непонятные кривые. Может, как в фильме «Охотники за печенью», мафия, похищающая людей и вырезающая у них органы? Сейчас вот войдет улыбчивый доктор со скальпелем… Хотя вряд ли это объясняет факел. Факелы — это же еще до электричества было, то есть в средневековье. Он вообще эти факелы раньше только в фильмах видел. И не подозревал, что они такие вонючие.