Круги в пустоте - Страница 81

— Но государь Айяру-ла-мош-Ойгру, да продлят боги его земное существование и введут в свой светлый чертог после, разве не способен наголову разбить единянского пса?

— Отчего же? — удивился Харт-ла-Гир, — вполне даже способен. Только регулярное войско насчитывает полтораста тысяч ратников, а если прибавить сюда городских стражников, кассарское ополчение, а также и дружины Сияющего Тхарана, то вкупе наберется не менее трехсот тысяч. И если этими силами умно распорядиться… впрочем, кто же, будучи в здравом уме, усомнится в уме и полководческом гении великого Сиур-ла-мау-Гъеху, железной руки государя? Такие сомнения попросту бессмысленны… и как все бессмысленное, должны искореняться… Да… а винцо у вас ароматное… и жаркое выше всех похвал… Но скажу откровенно — война, ежели случится на то воля Высоких Господ, окажется кровавой и разорительной. И для Южного Оллара, и для Сарграма. Разбить отступников, даже имея превосходство в числе, весьма непросто. Это ведь не дикие орды, а обученная армия, ведомая опытными начальниками. А кроме того… вы правильно заметили, почтенный Глау-Йонмо, что имеется и внутренний враг… Да, единяне. Их немало здесь, в Олларе, они либо таятся, притворяясь добропорядочными подданными, и ждут своего часа, либо открыто странствуют, проповедуя свое нелепое учение и смущая умы простецов. Увы, суровые казни почему-то не способны их образумить. И вот когда война выплеснется на олларские земли, я не уверен, что местные единяне сохранят верность государю Айяру-ла-мош-Ойгру, да продлят боги его земное существование и введут в свой светлый чертог после. Напротив того, они могут быть лазутчиками, могут отравлять колодцы и съестные припасы в крепостях… да и попросту открыть ворота неприятелю. Посему потребна бдительность… вы ведь, очевидно, получали соответствующие указы из города?

Староста истово закивал.

— А как же, благородный господин! — доверительно произнес он, показывая на стоящий в углу сундук. — Непременно! О заграждении ртов, переносящих военные слухи, о задержании подозрительных бродяг, о казни единянских проповедников, буде таковые объявятся…

— Все верно, — усмехнулся Харт-ла-Гир и пихнул Митьку локтем: что застыл, наполняй давай кубок! — Меры совершенно необходимые. Вознесем же мольбу Высоким нашим Господам, дабы неприятель был наголову разбит.

Оба они, и кассар, и староста, поспешно встали и хором затянули какую-то заунывную галиматью, в которой Митька не разобрал ни слова. Похоже, вновь на том самом «древнем языке». Не зная, стоит ли беззвучно подпевать, он ерзал на месте, пытаясь поймать взгляд кассара, чтобы угадать «генеральную линию».

И конечно же, не угадал.

— А этот ваш что же? — удивленно спросил староста, когда они завершили молитву и вновь опустились в кресла. — Или немой?

Кассар пренебрежительно махнул рукой.

— А, просто он из северных варваров, едва-едва олларскую речь разбирает, наших богов чтить еще не научился, своим истуканам молится.

— Это неправильно, — наставительно произнес староста. — Это надо учить кнутом, ибо добрый раб должен поклоняться богам господина своего. Видать, вы, господин, излишне мягко к слугам относитесь. Так нельзя, они от этого наглеют.

— Согласен, — улыбнулся кассар, — да только недавно он у меня, еще не успел обтесаться. Но это умный мальчик, вполне обучаемый, а наказание розгой немало тому способствует.

Митька мысленно выматерился, слушая гладкую речь кассара. Похоже было, что тот попросту подлизывается к старосте, непонятно только, зачем. Интересно, а если придурок-староста сейчас решит преподать непросвещенному рабу поучение кнутом? Типа поделится с молодежью своим богатым опытом. И что, Харт-ла-Гир под козырек возьмет? Ну, то есть под «хайратник» свой?

Но, к счастью, разговор переметнулся на другое. Старосту заинтересовали столичные цены на породистых лошадей, как вот те, на коих изволил прибыть благородный господин.

Чуть заметно улыбнувшись, кассар поведал про цены и на лошадей, и на стройных восточных наложниц (староста, блудливый козел, заметно оживился и его чернильного цвета глаза налились масляным оттенком). Митька волей-неволей подумал, как же ему все-таки повезло, что он не девчонка. Потом, вспомнив жуткие рассказы мальчишек с улицы Ткачей, подумал, что вообще повезло… Харт-ла-Гир сжевал соленый грибочек, запил из кубка и как бы невзначай заметил, что умело сотканные ковры, украшающие стены горницы, могли бы пойти в крупных городах за хорошую цену, и он мог бы даже, будучи в Столице, сообщить знакомым купцам… если случатся неподалеку с караванами, то сделают крюк, ко взаимной выгоде.

Эту идею оказалось необходимо отметить, и Митька замучился то и дело подливать обоим в кубки вино из кувшина. Сколько же в них, дикарей, влезает! Нет чтобы по-привычному, по-московски, бутылку засосал — и абзац, мордой в салат. Впрочем, тут и вина не чета нашим… когда бегал на кухню за новым кувшином, по дороге попробовал. И это вино? Смех один, кислый компот, да и только. В нем же градусов как в кефире…

Однако и таким вином, как выяснилось, можно упиться… К ночи и староста, и его гость вовсю уже храпели — прямо тут, в креслах. Митька было уже наладился подзакусить тем, что оставалось на столе, как в горницу вошла давешняя румяная девка — не то старостина дочка, не то служанка.

Понимающе взглянув на воровато метнувшегося от стола Митьку, она жестом велела ему помогать — и вдвоем они отволокли тяжеленного кассара в спальню, где того уже ждали роскошные перины. Сноровисто раздев и уложив захмелевшего гостя, девка так же молча отвела Митьку вниз, на кухню, где наваристая мясная похлебка и изрядный кусок хлебной лепешки сгладили его паршивое настроение. Потом Митька был отправлен спать на конюшню, к Искре и Угольку, а девка, тяжело шлепая босыми ступнями по лестничным ступеням, поднялась наверх.