Круги в пустоте - Страница 104

104

Последнюю фразу он выкрикнул трижды, а потом, резко ухватив левой рукой коня за морду, открыл его шею — и наотмашь рубанул мечом.

Митька беззвучно ахнул. Серость на миг отступила, и он оторопело смотрел, как бурным, ревущим потоком хлынула на землю, в центр круга, конская кровь, как подломились стройные ноги и, издав тонкий, почти детский крик, Искра — теперь он ясно видел, что это Искра — рухнула грудой мертвой плоти. Земля сотряслась под ее тяжестью, и глухо прогремел откуда-то издали — не то от холмов, не то снизу — раскат грома. Прогремел — и смолк, сменившись оглушающей тишиной. А потом — Митька вздрогнул — невыносимо яркая белая молния слетела откуда-то с зенита и, шипя, впилась в конский труп.

Вынести это оказалось совсем уж невозможно, и, обессиленно откинувшись, Митька закрыл глаза. Все разом исчезло — и серый мир, и черная дорога, и гнусный крысенок-Чебурашка. Вообще ничего не стало. Что-то невесомое и теплое коснулось его лица. Очень не хотелось открывать глаза, но было щекотно, и волей-неволей пришлось посмотреть, что же это такое. Оказалось, солнце. Белое, слепящее, оно висело еще невысоко над горизонтом, но жарило на полную катушку. Начинался новый день, и вопреки наглой рыжей морде, он все-таки увидел солнце.

— Проснулся? — деловито осведомился Харт-ла-Гир. — Давай посмотрим, как твоя нога.

Нога, конечно, сильно распухла и покраснела, но кассар заявил, что опухоль заметно уменьшилась. Митьке удалось даже встать и несколько секунд постоять, пока не закружилась голова, и Харт-ла-Гир сейчас же подхватил его.

— А где… — заикнулся Митька, но сейчас же сам увидел и недоговорил. Мертвая туша, когда-то бывшая норовистой Искрой, лежала в центре взрыхленного круга, и полчища жирных, зеленовато-черных мух вились над нею, омерзительно жужжа.

Кассар кивнул.

— Ничего другого не оставалось. Ты уходил. Какой сильный яд… Не уверен даже, что млишу умеют такой делать… Зато я догадываюсь, кто умеет… Ладно, об этом потом. К счастью, Великая Госпожа оказалась милосердна… приняла жертву, хотя и не по правилам. Круг должен быть либо выложен из нетесаных камней, либо вскопан деревянной сохой. Жертва должна быть возложена на каменный жертвенник, и камень обязательно должен быть взят из пещеры или каменоломни… ну, чтобы было время, когда он не видел солнца. Великая Госпожа не в лучших отношениях с Великим Ирлау-тми-глену, чей единственный глаз мы, люди, называем солнцем. А самое главное — горло жертве должно резать кремневым ножом. Каждая мелочь в ритуале важна. Как единая дырочка в кувшине делает его непригодным, так и тут… Бывают, конечно, исключительные случаи. Великой Госпоже пришлось смириться… Слишком сложное тут закручено дело.

— Вам жалко Искру? — перебил его Митька.

— Жалко? — удивился кассар. — Конечно, жалко. Но удержать тебя было важнее. И потому жалость оказалась излишней.

— А как же мы теперь поедем?

— Ну, Уголек-то у нас остался. Пока ты слабый, посажу тебя впереди, он здоровый. Он и троих воинов выносил, а уж тебя-то… — кассар задумчиво оглядел тощую Митькину фигурку. — Само собой, как поправишься, пойдешь пешком. Помни, что нам надо прятаться и маскироваться.

Митька кивнул. Кто-то подарил ему жизнь — судьба ли, Единый ли, темная богиня или просто слепой случай. Подарил — но лишь для того, чтобы продолжалось их странное бегство непонятно от кого, непонятно куда, а главное — непонятно зачем.

16

— Чаю, значит, не предложите? — Хайяар без приглашения уселся в плетеное кресло, внимательно осмотрелся кругом. Ничего интересного на террасе не оказалось — диван, несколько кресел, покрытый зеленой клеенкой стол. Отлакированные доски блестели под неярким электрическим светом. На одной стене висел календарь, изображающий радостных мышей, от которых удирает испуганный кот, на другой — несколько небольших акварелей. Море, закат, ночной костер… Обычные альбомные листки.

Хайяар невозмутимо отвернулся к окну. Чьей кисти работы, он понял с самого начала. Что ж, талантливый мальчик, не отнять. В углу, почти под самым потолком, на треугольной полочке пылилась потемневшая икона. Видимо, стариковское наследство. Вряд ли нынешние хозяева обращают на нее особое внимание. И все же было как-то неприятно. Что-то такое переливалось в воздухе… что-то раздражающее.

Или дело не в иконе, а в том ширококостном мужчине, что сидит возле буфета, перебирает пальцами черную, с проседью, бороду и молчит? Что мужчина непрост, было ясно… и очень даже непрост. Хайяару никак не удавалось разобрать цвет поднимающегося от него «сияния»… Вот второй, плечистый дядька с грубым лицом дорожного разбойника, куда понятнее. «Сияние» оранжевое, с легкими синими прожилками — так бывает, когда скручиваешь свою волю, подавляешь боевое неистовство, заставляешь себя играть… Еще бы мысли его посмотреть, но увы — струя тонкой силы натыкается на барьер, замысловатый такой барьер, непривычно слаженный… Видать, работа чернобородого искусника.

— Кончился чай, — сухо пояснил тот, похожий на разбойника. — Кроме того, вы, Константин Сергеевич, явились сюда не чаи гонять. Итак, мы вас слушаем.

— А где же господин полковник, где любезный Виктор Михайлович? — широко улыбаясь, осведомился Хайяар. — Мне почему-то казалось, что это его дом и беседовать мы будем с ним.

— Виктор Михайлович спит, и принято решение его не беспокоить, — ухмыльнулся «разбойник». — Так что разговаривать с вами будем мы. Я — майор Семецкий, начальник оперативного отдела Управления. Товарищ у окна — старший эксперт Крупицын. Полномочия на ведение беседы получены у директора Управления, генерал-лейтенанта Вязника Павла Александровича. Полагаю, этого довольно? Итак, вы явились сюда, чтобы ответить на некоторые вопросы. Я правильно излагаю?

104