Круги в пустоте - Страница 121

121

Митьке очень хотелось обматерить своего господина. У пацана родителей зверски убили, самого чуть не замучили, тут пожалеть надо, а этот издевается, гад! Он закусил губу, чтобы не сорваться. Скажешь чего, а потом садюга-кассар чик его ножом по горлу, чтобы, значит, конспирация…

— Они сказали, — добавил Хьясси, — ночь думайте, а утром, если не отречетесь и жертву не вознесете, казним люто, по государеву повелению. Там этот тощий колдун всеми командовал. Злющий… — печально протянул он. — А утром вот… Мама меня погладила и сказала, что лучше мы сейчас все умрем, но сегодня же встретимся в светлом царстве у Единого, в лазоревых небесных садах. А если отречемся, то еще, может, долго-долго тут вместе проживем, но потом-то — в темную пропасть, навечно, и никогда уже больше друг друга не увидим. Так что лучше сейчас перетерпеть, это не так уж и долго. Потом… — голос его стал каким-то деревянным, — сперва папу насадили, потом маму… а потом вы сами видели.

— Видели, — кивнул кассар. — Смотрели и дивились твоей глупости.

— Господин, — тихо протянул вдруг мальчишка, — а у вас попить не найдется? Со вчерашнего дня ведь ничего…

— Нет, каков! — присвистнул кассар. — Такой наглости я еще не встречал, хотя повидал многое. Мы его, можно сказать, с кола сдернули, а он еще и требует! Может, тебе еще и сахарных пряников? Поистине посади поросенка за человечью трапезу, он и на столе нагадит… Митика, там на дне еще чуток осталось. Налей ему чашу… нет, полчаши. Хватит с него.

Пока Хьясси жадно пил, кассар смотрел на него долгим, изучающим взглядом. Хмурил брови, что-то решал, колебался. Потом хмуро сказал:

— Ну вот что, мальчик, пришло время серьезного разговора. Говорить будем о твоей дальнейшей судьбе. Как ты, надеюсь, понял, я нисколько не сочувствую единянскому безумию. Спас я тебя просто развлечения ради — жизнь так скучна, а вид бушующего пламени веселит душу. Поэтому надо с тобой что-то решать. Проще всего тебя бросить здесь, в степи. Умрешь ты дня через два… Сперва ослабнешь от жажды и голода, а потом тебя, еще живого, заклюют питающиеся падалью птицы. Вон, видишь, кружат в небе, высматривают? Если только раньше тобой не займутся шакалы… сейчас, в засуху, их тут немного, но все же попадаются. Можно еще отвезти тебя в ближайший город и сдать наместнику, дабы поступил он с тобой по указу государеву. Заодно и слегка деньжат сшибу. За голову каждого беглого единянина двадцать пять огримов обещано. Оно, может быть, деньги скромные, да ведь тоже зря не валяются. И наконец, есть третья возможность. Я могу взять тебя к себе в рабы. Сразу скажу, несладко тебе придется, зато выживешь. Веру твою единянскую я стеснять не буду, не касается это меня, но смотри, на людях не смей ее выказывать. Иначе… — он выразительно взмахнул плетью. — Думай, Хьясси. Рабство — это на всю жизнь. Ты был свободным мальчиком, но отныне это в прошлом. Зато некоторую безопасность я тебе дам.

Мальчишка задумался. Митька, затаив дыхание, ждал его решения. Интересно, а что он сам выбрал бы, окажись в его шкуре? И зачем это кассару? Что, не мог взять его просто так? Обязательно издеваться? И какую, между прочим, безопасность он обещает пацану, если у них ни воды, ни пищи, и гонятся за ними всякие враги?

— Господин, — хрипло произнес наконец мальчишка. — В писаниях Вестника Таури сказано: «Рабы, не думайте, будто звание ваше отдаляет вас от Господа Сил. Се испытание, Спасителем на вас налагаемое для смирения духа и плоти. Будьте же покорны господам вашим в делах земных и трепещите, но помните, что один у вас небесный Господь, и вышняя душа ваша лишь Ему посвящена». Поэтому… я согласен. Возьмите меня в вечное рабство. Только верить я вашим богам не буду, я одного Единого чту.

— А красиво сказано у этого вашего… как его? Таури? — Кассару, судя по всему, и впрямь понравилось изречение. — Что ж, тогда становись на колени, и свершим дело по закону и обычаю.

Хьясси беспрекословно опустился на колени, а кассар, нагнувшись над нам, положил ему на голову свою здоровенную ладонь и медленно, нараспев, произнес:

— Я, кассар Харт из рода Гиров, свидетельствую пред вечным небом и Высокими Господами Круга, что сие дитя, именуемое Хьясси, с сего часа становится моим рабом навечно, по собственной доброй воле, и в том никто из людей не несет ущерба, и нет к тому никоих препятствий.

Он помолчал, убрал руку.

— Вставай. И помни, чему вас учил ваш Таури. Видать, толковый дядька был. Не вздумай лениться или дерзить, накажу сурово. Вон, мой раб Митика, родом из северных варваров, подтвердит.

Митька лишь вздохнул. Нет, все они тут, в Олларе, какие-то сдвинутые… Сколько же это еще будет продолжаться?!

21

Вечером допили последнюю воду, свернули до лучших времен кожаные мешки. Вот только наступят ли лучшие? Митька мрачно глядел на тускло-малиновый, догорающий костер. Очень может быть, они все трое загнутся в этой степи, и засохшие тела обглодает до костей всякое здешнее зверье — змеи, мыши, кролики… Хотя нет, кролики отпадают. А вкусные, однако. Не хуже курицы, особенно когда кассар печет их на горячих углях. Харт-ла-Гир настрелял днем несколько штук, Митька с Хьясси потом ходили, собирали тушки. Ну у человека и глаз — ни единой стрелы зря не пропало, а ведь это тебе не винтовка с лазерным прицелом. Тугой, сделанный из черного дерева лук и согнуть-то до конца не удалось, пущенная стрела, позорно бултыхаясь в воздухе, улетела метров на двадцать и упала в траву. Даже не воткнулась. Кассар лишь мрачно усмехнулся, пообещав Митьке лишние часы тренировок.

121