Круги в пустоте - Страница 140


К оглавлению

140

Первым, кого он увидел, оказался, однако, вовсе не кассар. Хьясси, сосредоточенно наклонясь над ним, осторожно лил из вытянутого кувшина воду. Руки и ноги у мальчишки были расцарапаны, а левая щека запачкана копотью.

— Ты?! — выдохнул Митька и ничего не смог с собой поделать. Слезы хлынули стремительно, словно до того таились, ждали команды. Горячие, соленые слезы, их нельзя было удержать, да и не хотелось удерживать, и плевать, что он плачет как малыш, да еще при младшем, и плевать, что здесь кассар, и вообще — плевать. Все вдруг сделалось мелким и незначащим, и в то же время все имело громаднейшее значение, все открылось каким-то глубинным, невероятным смыслом, заиграло как солнце после дождя, или утром, в саду, на капельках росы.

— Будет реветь-то, — недовольно бросил кассар. — Не до того нам сейчас. Встать можешь?

Митька осторожно поднялся. Пятка болела по-зверски, но все-таки ноги его держали.

Солнце, еще более яркое, чем в степи, заливало все вокруг — и палубу, и желтые паруса, и широкую, бурлящую поверхность реки. Все-таки река, не море — вот, если приглядеться, по обеим сторонам виден туманный берег. Но далеко, у самого горизонта. Где же это?

— Тханлао, — ответил сзади кассар. — И течением нас несет на восток, прямо в гостеприимный град Ойла-Иллур, где ждут уже нас пыточные подвалы. Правда, не доплывем.

— Почему? — прохрипел Митька отвыкшими от речи губами.

— А вот, — Харт-ла-Гир махнул ладонью вперед, прямо по курсу. Там, на пределе видимости, что-то темнело. — Ждут нас, боевая галера государева флота. Триста гребцов, четыре паруса, сотня мечников, само собой, большие айманские луки, они бьют на полтианну. И точно такая же сзади. Видишь, Митика, с каким почетом тебя везли?

— Кто? — растерянно выдохнул он.

— Да вон эти, — небрежно повел рукой кассар. — Добрые единяне. Ишь, уже и не таятся, в Ойла-Иллур как к себе домой плавают. Думают, все уже куплено…

И только тут Митька увидел.

Тела. Скрюченные, изрубленные, и не успевшая засохнуть кровь темными пятнами расплывается на одежде. Кое-кто сжимает мертвыми пальцами бесполезные клинки, а местами оружие раскидано на гладких, тщательно надраенных досках палубы. Кинжалы, боевые топорики, сабли — подбирай охапками.

Их было не менее двух десятков — кто в боевом, сверкающем медными пластинами доспехе, кто в обычной одежде. Митька потерянно обвел взглядом палубу. Все молодые, крепкие мужики.

— Да, — опустил ему ладонь на плечо кассар. — Неприятная работа, но что поделаешь. Их тут больше было, просто этих уже некогда за борт скидывать. В трюме зерно загорелось, мы и побежали тебя искать, пока не испекся…

— Это вы? Их всех?

— Ну да, а что? Кое-кто из этих, — Харт-ла-Гир презрительно сплюнул за борт, — и впрямь умеет держать в руках меч. То есть, умел… Но и я тоже умею. Здесь-то просто, Митика, самое главное было попасть на борт. И прямо скажу, без этого мальца, — он ласково потрепал по голове подошедшего Хьясси, — все оказалось бы куда сложнее. Но это все потом, давай сперва с тобой разберемся. Ты присядь, а то шатаешься как тростинка. Что они тебе сделали?

— Да так, — проглотил слюну Митька, — пустяки. Ногу обожгли, пятку. Чем-то раскаленным, только я не видел. Но я все равно ничего им не рассказал про вас, — торопливо добавил он.

— Да хоть бы и рассказал, — вяло отмахнулся кассар, — разницы уже никакой. Так… — его пальцы, ставшие вдруг неожиданно мягкими и осторожными, ощупывали пострадавшую ногу. — Ничего, жить будешь. Поболит и перестанет, а до кости они не добрались. Сейчас…

Скосив глаза, Митька наблюдал, как из мешочка, прикрепленного к поясу, он достал щепоть какого-то серого порошка и равномерно рассыпал по обожженной коже. Потом сел рядом на корточки, наклонился, плюнул на рану — и аккуратно растер порошок слюной. Поводил сверху ладонями, беззвучно пошептал что-то.

— Завтра пройдет, — наконец сообщил он, поднимаясь. — Дожить бы только до завтра… Ты сиди пока, не шевелись, береги свою драгоценную пятку. А я пока схожу вниз, посмотрю, что там с пожаром делается.

И Харт-ла-Гир ловким, неуловимым каким-то движением перескочил на другой край палубы, откинул крышку люка — не того, откуда вытягивал Митьку, другого, дальнего. Ругнулся сквозь зубы — и нырнул туда, в вырвавшиеся ему навстречу темные клубы дыма.

— Сильно болит? — участливо спросил Хьясси, присаживаясь рядом.

— Да не особо, — соврал Митька. — Но это вообще… Как все получилось-то? Давай, рассказывай, пока он там возится.

— А чего рассказывать-то? — пожал плечами Хьясси. Только тут Митька обратил внимание, что на мальчишке — млоэ, причем из дорогой ткани, украшенной серебряной вышивкой и зеленой окантовкой. Такое рабы не носят, да и мало кто из свободных… Богатый купец, чиновник, кассар — те могут нарядить отпрыска. Только ткань почему-то была мокрой.

— Все рассказывай! — решительно сказал Митька. — Вот как меня схватили на конюшне — все, что потом было.

— А я видел, как тебя схватили, — грустно улыбнулся Хьясси. — Меня господин вслед за тобой выставил, велел сходить тебе помочь. Только я не сразу пошел, я сперва немножко послушал под дверью… Он, господин, оказывается, решил меня продать этому… ну, на постоялый двор. Мне так обидно стало, я и побежал тебе рассказать… а там вижу, тебя уже крутят и в мешок суют. А потом лошадей вывели по двор, мешок поперек седла — и погнали куда-то. Я сразу наверх, к господину… Ой, что там было…

Хьясси судорожно вздохнул, откинул прядь волос со лба.

140