Круги в пустоте - Страница 141

141

— Он же хозяину бороду всю вырвал, ногами его топтал! А как ругался… У нас в квартале гончаров так никто не умеет, и в деревне так не умеют… Грозился весь постоялый двор сжечь… Но не сжег, схватил Уголька, меня впереди себя — и следом… Два дня гнали, и ночью тоже, почти и не слезали — только чтобы по-быстрому перекусить, и все такое…

— Как Уголек-то выдержал? — удивился Митька.

— А господин ему в ухо что-то шептал такое… Наверное, заклинания идольские, — боязливо передернул плечами Хьясси. — И как он путь находил? Они ж не по дороге мчали, а напрямик через степь, в траве… Там же никаких следов не видно. А он гнал, будто точно знал, куда надо… И так два дня, пока до берега не доскакали. А доскакали — и видим, как корабли отходят. Три корабля, а господин сразу сказал — Митика на среднем, а другие — это охрана.

— И что же вы дальше? — казалось, Митька слушал приключенческую повесть, до конца еще не веря, что все это и впрямь было.

— А дальше мы следом, вдоль берега… Три дня, да… А потом… Потом Уголек умер. Прямо на ходу, знаешь… Дернулся вдруг, замедлил шаг — и у него колени подломились. Господин едва успел меня на руки подхватить, и Уголек упал. Захрипел, заржал так жалобно — и все, затих. Господин сказал, сердце не выдержало.

— И вы что же, пешком дальше?

— Недолго, — успокоил его Хьясси. — Нас потом конный разъезд остановил. Все такие важные, с государевыми повязками, с копьями. А господин их перебил за минуту. Даже меч не доставал, голыми руками… Прыгнул одному сзади за спину, сбросил с седла, потом уже других… Связал и оставил в траве, а сам на одного коня, меня на другого — и дальше погнали.

— Ты что же, умеешь верхом ездить? — удивился Митька.

— Конечно, — недоуменно ответил Хьясси. — У нас все мальчишки умеют… А тем более у дедушки в деревне. Только там кони не такие, не кассарские… Там их в телеги запрягают, мешки возить, бревна… А кассарские кони норовистые, но господин ему пошептал, и он ничего, не лягался, не сбрасывал. И мы догнали корабли, и даже немножко опередили.

— Во дела, — зачаровано выдохнул Митька. — Жалко, меня с вами не было.

И тут же рассмеялся своей глупости.

— А потом господин придумал, как попасть на корабль, — деловито продолжал Хьясси. — Вот это мне дал, — указал от пальцем на роскошное млоэ, — и велел плыть на середину реки, как раз за поворотом, там она изгибалась… ну, и барахтаться, вроде как тону. Как раз средний корабль чтобы в этот момент вышел, и меня там увидели. Я так и сделал.

— А если бы потонул? — строго спросил Митька.

— Потонул? Но я же умею плавать! — гордо ответил Хьясси. — Что, побарахтаться трудно, покричать? Да и вода теплая, ногу не сведет… Не то что в горных речках. Мне папа рассказывал… — он коротко вздохнул, будто разом потерял весь воздух. — В общем, меня заметили, засуетились, стали вытаскивать. — Ну а почему они вообще тебя стали спасать? Подумаешь, пацан какой-то тонет.

— Так на мне ведь одежа богатая, это ж видно, — терпеливо объяснил Хьясси. — Раба, ясное дело, вытягивать бы не стали. А так понадеялись, что отблагодарят.

Он вновь затих, обвел взглядом мертвые тела. Да уж, присвистнул Митька, отблагодарили так отблагодарили…

— И что же ты им сказал, когда тебя вытащили?

— А господин мне заранее велел, что говорить. Будто я сын местного старосты, и убежал с ребятами на лодке кататься, а лодка была дырявая и потонула, и они все, ну, ребята, потонули, один я выплыл… Ну, плакал, что накажут… Лицо-то все равно мокрое, не видно, настоящие ли слезы… А пока они вокруг меня суетились, господин под водой до корабля доплыл и как-то на борт забрался, а потом что-то такое зажег в трюме, и все забегали, закричали, всем не до меня стало… А он тогда на палубу выскочил и начал с ними драться. Ну и вот… Сам видишь. Я никогда не думал, что человек так драться умеет. Наверное, ему злые духи помогают… старец Лоуми про такое говорил…

— А эти? — настороженно спросил Митька, указывая рукой на трупы, — они что, в самом деле единяне?

Хьясси лишь ухмыльнулся.

— Да ты чего? Кто служит Единому, разве стал бы беззащитного хватать и мучить? Грех это, за такое душа в темную пропасть пойдет.

— Ну, — нерешительно протянул Митька, — всякие же люди бывают… Может, и единяне не все такие хорошие…

— Да не наши это, — пренебрежительно отмахнулся Хьясси. — Ты сам посмотри. Все наши носят на груди знак Единого, рыбку деревянную. Вот, вроде такой, — он нагнулся возле ближайшего тела, нашарил что-то и спустя мгновение поднес к Митькиным глазам маленькую, с палец величиной, деревянную рыбку на медной цепочке.

— Ну и тем более, — хмыкнул Митька. — Раз рыба…

— Рыба, да не та! — торжествующе ответил Хьясси. — Смотри, у наших она обязательно должна быть из красного дерева, потому что Единый в далеком краю пролил за людской род свою кровь. А у этих она из обычного лзиу-тамнага вырезана, и наспех, видишь, даже глаза не прочерчены… Я не знаю, кто это… но они только притворялись нашими, а на самом деле они чужие. И тебя жгли, и рыбы у них неправильные…

— А ты господину-то все это рассказал? — ошарашено спросил Митька.

— Да некогда было, — смутился Хьясси. — Времени-то всего ничего прошло. Он сперва на палубе дрался, с воинами, потом спустился к гребцам… и я не знаю, что он с ними сделал. Может, расковал и велел за борт прыгать? — с надеждой протянул он.

Митька скептически хмыкнул. Он знал, что кассар не любит оставлять свидетелей.

— Ну, все возможно… — Хьясси необходимо было успокоить. И так весь трясется, глядя на трупы. Да Митьку и самого трясло. Ну да, ну сволочи, поймали, пытали, но неужели все эти, в беспорядке раскиданные на досках палубы, виноваты одинаково? Тем более гребцы… А кровь, наверное, прочно въелась в дерево, подумал вдруг он. Никакие матросы не отдраят.

141