Круги в пустоте - Страница 189

189

— Слушай, — осторожно начал Митька, — а почему ты это… почему не в раю? Ну, в этом самом… светлом царстве Единого? Помнишь, ты говорил? Ну, как это… лазоревые небесные сады… Ты с Ним не встретился?

— С кем? — непонимающе уставился на него Хьясси.

— Как с кем? С Единым, само собой. Ты же умер, значит, Он должен тебя взять к Себе, на небо. Как и родителей твоих. Тебя что, к ним не пустили?

— Понимаешь… — Хьясси слегка поморщился, — все на самом деле оказалось не совсем так. Все гораздо скучнее… Я потому и обрадовался, что тебя встретил.

— Вот, значит, как? — Митька поежился. — А скажи, как зовут мою маму?

— Елена Михайловна, — не раздумывая, сообщил Хьясси.

Ну что ж. И почему кассар всегда оказывается прав? Как здорово было бы сейчас ошибиться, но увы…

— Ты врешь, — глядя в сторону, скучным тоном произнес Митька. — Кто бы ты ни был, ты врешь. Ты не можешь знать, как зовут мою маму. Я тебе не говорил.

— Это я когда живой был, не знал, — возразил Хьясси. — А мертвые знают все.

— Да? — недоверчиво прищурился Митька. — Тогда скажи, почему мой отец бросил нас с мамой?

Хьясси замялся, настороженно глядя на Митьку.

— Ну… мало ли… может, он твою маму разлюбил? Или она его сама прогнала?

— Не знаешь? Ну вот и я не знаю. А говорил, типа мы, мертвые… Короче, ты знаешь только то, что у меня есть в мыслях. А значит, ты врешь, и нет тебя! Ты ни живой, ни мертвый! Ты никакой. Ты не Хьясси! — Почему же? — каким-то раздраженным, взрослым голосом осведомился мальчишка.

— Потому что настоящий Хьясси не стал бы на такой вопрос отвечать! Просто молча бы пожалел меня… А ты — глюк! Все, пока! Некогда мне тут с глюками трепаться!

И вновь бег, вновь холодный ветер в лицо, ноющая боль в груди. «Не сворачивай в сторону», предупреждал кассар. Хорош бы он был, вывались сейчас в мир… в какой-нибудь княжеской деревне, где стражники уже ждут-не дождутся дорогого гостя. Нет уж, нафиг! Такой радости он князю Диу не доставит.

И шаги, бесконечные шаги вперед. Взгляд только под ноги… не хватало еще с кем-нибудь встретиться… с кем-нибудь, кто живет в его памяти. Может, это будет Синто? Или, не дай Бог, мама? Нет уж, по сторонам не глазеть, ни о чем таком не думать… Шаги считать… аккуратно, четко… до завихрения мозгов.

Это сколько же получится? Если земли князя простираются ну хотя бы на двести километров… значит, двести тысяч метров… а шагов еще больше… триста тысяч, наверное. И если в секунду делать один шаг… Блин, сколько же это выходит… это же неделю, наверное, тащиться придется. А как же насчет еды? И пить? Или здесь оно без надобности? Да и вообще, шаг в этой странной темноте — чему он равен там, в обычном мире?

— Чего вам надо? Я вас что, трогал?

Голос тонкий, захлебывающийся, еще не плач, но уже близко. Как ни пытался Митька жмуриться, как ни убеждал себя прятаться от глюков, а все же не выдержал, взглянул.

Там, во тьме, был лес… Знакомый лес, несмотря на то, что и листья, и трава, и корявые стволы деревьев были угольно-черные. Не лес даже, а парк… Вот там, вдали, за кустами, это же асфальтовая дорожка! А трое парней, обступивших маленькую, тонкую фигурку, были совсем уж знакомы. Санька, Илюха, и… и он сам! Он, Митька, в джинсовой куртке, деловито выламывающий березовый прут…

Горло сдавило от омерзения… Неужели это действительно он? Ну да, конечно, глюки, кассар же объяснял… «даже не призраки, пустота». Но ведь было же это, было! Была гаденькая, тухлая радость от своей крутизны… от хоть на пять минут, а свалившейся на него безграничной власти… Блин! Тысяча раз блин!

И ничего уже нельзя было поделать. Все понимая, ругая себя идиотом, Митька резко метнулся влево — туда, в чернеющий лес, к расплывающимся фигурам. Пускай призрак, пускай глюк, сгусток памяти — но остановить, схватить того себя за ворот и крепко, что есть силы, врезать! За все! За этого беззащитного пацана, за олларские скитания, за ядовитую стрелу, за Хьясси, Синто, за «рабораторию» князя Диу.

Не схватил, конечно. Чернота вокруг него прогнулась вдруг чудовищным пузырем, зазвенела, затрещала на все лады, пошла лиловыми всполохами — и вдруг лопнула, точно воздушный шарик, который проткнули иглой. Митьку куда-то потащило, больно стукая обо что-то, в лицо шибанул душный, прелый воздух — и все кончилось.

Он приподнялся на локте. Потом отважился открыть глаза.

Не было больше никакой черноты, никакой Темной Дороги. Низкое солнце клонилось к горизонту, а вокруг, утыканная редкими кустиками точно лысина оставшимися прядями, расстилалась серо-зеленая равнина. Степь? Но почему она поблескивает зеркальными осколками? Приглядевшись, он понял — равнина дыбится кочками. Между ними — лужицы мутной воды. И еще — дышит, прогибается под ногами земля. Болото. Самое настоящее болото. И вечер, скоро солнце сядет, опустится тьма. Вот ведь его закинуло! Хорошо если тут мелко… А если бездонные топи, если шаг вправо, шаг влево — и нырнешь с головкой?

А самое главное — куда теперь идти? Выбираться на сухую землю? А где она? Всюду, до обложенного сизыми облаками горизонта, тянется одно и то же — серое, унылое… И еще — комары. Давно не виделись! Соскучились, вьются у лица, звенят, им бы поужинать…

И все равно это было лучше, чем уныло тащиться во тьме, которая смыкается у тебя за спиной и мучает призраками… которые даже и не призраки, а так… пустота.

Что ходить здесь надо с опаской, он понял сразу. Наступишь на кочку, она трясется, словно пружина на старой кровати, на такой он спал в Хвостовке, давно… теперь кажется, будто вообще это было во сне. И нельзя останавливаться — сразу же выступает бурая вода, заливает ступни, и поднимаются снизу хлюпающие пузырьки, лопаются на поверхности… чпок-чпок…

189