Круги в пустоте - Страница 210

210

Никаких доказательств уже не требовалось. Вот оно, доказательство, лежит в ладонях и слегка покалывает их, точно слабым электричеством бьет. И исходят от камня волны спокойной, ясной уверенности: это не ошибка, это он, гауладо-тхиммау. Слово древнего языка точно фонарик зажглось у него в голове, и сам собою родился перевод: «ключ-ко-многому».

— Сожми меня крепче, — послышался странный, шелестящий голос. — Тогда сможешь говорить со мной.

Голос доносился ниоткуда. Тихие слова сами собой появлялись у Митьки в сознании, и на какую-то секунду он даже решил, что все это снится, но ничего подобного — все было реальным, и камень, и неподвижный мальчишка, и каким-то чудом снова оказавшийся в стенном кольце факел.

— Ты кто? — ошалело протянул Митька.

— Сам знаешь, — в бесцветном голосе проскользнула язвительная нотка. — Гауладо-тхимау, Черный камень, ключ-ко-многому. Ты ведь, кажется, долго и безуспешно искал меня, мальчик? Что ж, радуйся, теперь мы вместе. Как я понимаю, у тебя есть какое-то сильное желание?

— Ага, — Митька непроизвольно икнул. Казалось, в комнате ощутимо похолодало, и свет факела сделался каким-то жидким.

— Желание — это хорошо, — отозвался камень. — Желание — это наконечник копья, имя коему — воля. Но только учти, юноша, я выполню лишь одно желание. Хорошенько подумай, дабы потом не исходить черной желчью. Не торопись, у тебя есть время. Сколько угодно времени… целая вечность…

И вновь Митьке послышалось, будто звучавший в его мыслях голос усмехнулся.

— Да чего тут думать… — тоже отчего-то шепотом произнес Митька. — Я домой хочу… на Землю, в Москву… Вы это можете?

— Я-то могу, — подтвердил камень, — только ничего другого уже не выполню. Ты свое слово сказал и назад его взять уже не можешь. Тут как в игре «миангу-олсу», назад не ходят. Сейчас слушай внимательно, я объясню, что надлежит тебе сделать, дабы вернуться в свой Круг.

— А скажите… — перебил его Митька, — а можно мне будет взять с собой вот этого мальчика? — он кивнул на спящего, будто камень мог видеть. Впрочем, может, и мог… Во всяком случае, тот ничуть не удивился.

— Я ведь предупреждал: подумай хорошенько. Но ты уже сказал, и в словах твоих не прозвучало никакое иное имя. Так что отправишься один.

— Но почему все-таки нельзя его взять? — не сдавался Митька. — Вам трудно, что ли?

— Ты еще будешь со мной спорить? — прошелестело у него в голове, точно осенний ветер сметал опавшую листву. — Ты, кажется, забыл, кто я?

Митька промолчал. Меньше всего сейчас ему хотелось ругаться с камнем. Рассердится еще и откажется действовать… И что тогда?

— Так вот, — продолжал камень, — перенести тебя в Железный Круг несложно. Только ты погибнешь там, в тебе ведь сейчас заемная душа, олларская, ее там мигом разорвет. Но ты не пугайся, есть средство. Тот, кто создал меня, силен изменить вибрацию твоей имну-глонни, приспособив ее к вибрациям Круга. Поэтому попроси его, и тогда уж я тебя отправлю.

— Его — это кого? — напряженно спросил Митька.

Камень в его ладони, казалось, вырос, исходящие от него колкие разряды стали заметно сильнее. Если и дальше пойдет по нарастающей, подумал Митька, скоро он долбанет током в двести двадцать вольт.

— Имя создавшего меня велико и непостижимо твоему незрелому уму. Но он знает твое имя, он уже однажды спас тебе жизнь…

Неужели Единый? — содрогнулся Митька. Как-то совсем иначе ему представлялся Бог. И вообще, зачем Богу делать из людей камни? Но ведь жизнь-то Он спасал, и, между прочим, не однажды.

— Его высокое имя — Тиура-Гьянни-Лоу, Господин мрака! — отрывисто, подобно собачьему лаю, прозвучали слова. И сейчас же тени надвинулись изо всех углов, воздух сгустился, а пламя факела притухло, свет его как-то съежился, сделался ломким, словно льдинка.

Митька сглотнул. Ничего себе! Значит, вот откуда камешек! Значит, надо просить эту скотину, идола, которому служит князь Диу? Идолу, который насытился смертью Хьясси?

— Слушай внимательно, мальчик, повторять не буду, — поучал меж тем камень. — Чтобы Тиура-Гьянни-Лоу помог тебе, он должен взять тебя под свою руку, и ты сейчас принесешь ему клятву верности. Опустись на колени, прижмись лбом к полу и повторяй за мной слова.

Еще чего? Нет уж, в такие игры он играть не будет! Кланяться гнусному демону, наверняка в тысячу раз гнуснее князя Диу — хотя, уж казалось бы, что может быть отвратительнее князя? А с другой стороны — домой. В Москву. К маме… И значит, плевать, что брызнула кровь Хьясси, заливая палубу, плевать на истязаемых детей за прозрачными стенками (нашли ли их единяне?). На вот этого пацана, которого придется бросить тут — на него тоже наплевать. И уж без всякого сомнения — наплевать на Единого, в Которого он только-только поверил, Которому только что молился и обещал… И ведь никому об этом дома не расскажешь — попросту сгоришь от стыда. А что если сволочной Господин мрака и до Земли дотянется, и напомнит там о клятве? И заставит служить себе, точно Диу-ла-мау-Тмера…

Так что же, оставаться тут? Оставаться, быть может, навсегда? Шансов-то почти нет. Может, лысый колдун Хайяар погибнет, не успев вернуться сюда. Может, вернувшись, обманет и не отправит обратно… Может… да все что угодно может быть… А тут такая классная возможность… всего лишь встать на колени, униженно признать себя рабом… рабом темной безжалостной силы…

Нет! В желудке все переворачивается от одной лишь мысли об этом.

— Ну? Чего же ты тянешь? — у камня прорезалась вдруг какая-то суетливая интонация, казалось, он чего-то очень напряженно ждет. — Господин может разгневаться за твою медлительность.

210