Он, конечно, с легкостью мог вырвать занозу. Всего-то — призвать внутреннее Имя Отрешения «Аргра-до-Гсау», произнести положенные слова Силы… Спустя пару дней он взглянет на Аню — и ничего не встрепенется внутри. Девчонка как девчонка, сессию вон сдает, и никакого тебе ручья под луной, никаких карих глаз, никакой радости. Да, он мог сделать — только вот не мог захотеть. Сколько в жизни ему приходилось заставлять себя — и терпеть немыслимую боль, и биться на мечах до потери сознания, и униженно кланяться князю Ойгла-ла-мау-Тсиру, истребившему его родное селение… кланяться и ждать, когда придет час расплаты. Двадцать восемь лет выжидания… ради ослепительной, как молния, мести. Столь же грозной, и столь же короткой. Яд цветов лиу-омагу-тломми убивает жестоко, но, к несчастью, быстро. Он знал, что с легкостью скрутит в себе животное, которое хочет жрать и спать, которое боится боли и желает жить. Воля мага — острее меча, тверже базальта. И вот тебе… Маг Высшего Посвящения утонул в нем, ушел в темные глубины, оставив на поверхности жалкого старика — сморщенного, лысого, таких изображают бродячие потешники.
Разыгралась плоть? Это в шестьдесят-то лет, в глубокой старости? Да если бы и так — мало разве способов унять внутренний костер? От самых примитивных, приличествующих безусым мальчишкам, до изысканных — благо Железный Круг беззастенчиво предлагает бесчисленные возможности. Хайяар на прошлой неделе, озверев, едва не попробовал. Но, уже приняв измененный лик и сорвав кружевные тряпки с томной, всему обученной прелестницы, вдруг понял — незачем. Так и вышел в ночь, оставив за спиной клубок ярости и насмешек. Нет, здесь не плоть горела, здесь хуже. До самых глубин, до геллглу проникло в него это странное, невидимое и бездымное пламя. Жгло, мучило — но и в мучениях жила радость, а в радости расплескалась боль.
Убежать, сменить квартиру, скрыться из Аниной жизни — он думал над этим, но не мог решиться — точно так же, как не мог произнести разрушающие любовь Имена. И страшно было оставлять Аню, светлую, беззащитную девочку наедине со всей грязью и опасностями этого неправильного, испорченного мира. Да, теперь он был уверен, что в Аниных жилах — благородная, истинно кассарская кровь. Всего лишь капли этой крови хватит, чтобы произвести необходимые ритуалы и узнать, кем были ее предки сто, двести, тысячу лет назад, вызвать их тени из нижнего слоя. Но даже мысль об этом обжигала.
Что впереди беда, что ничем хорошим такое не кончается, он прекрасно знал. Не нужно быть магом, чтобы понять — достаточно хотя бы не быть дураком. Девочке двадцать лет, и здесь не Оллар, здесь это очень мало. Ей жить, учиться, найти хорошего мужа. Не придурка и раздолбая Владьку, разумеется, а настоящего. Который защитит, разберется, починит, поймет. Который будет иметь законное право дарить ей свою любовь. Красивый, молодой, сильный мужчина, с такой же благородной, как и у самой Ани, кровью. Не старый плешивый маг, чей отец в юности выгребал навоз на господской конюшне, и только после Лаомского мятежа господин даровал ему волю, а тогдашний государь Хьярру-ла-мош-Айл-Гьороно, да делит он радость с богами в светлом их небесном чертоге, произвел его в кассары седьмой статьи, с правом наследования титула, хотя и без земли, без высокого герба. Когда-нибудь… через двадцать поколений, не меньше, их род и достиг бы нужной степени сияния… если бы нашлось кому его продолжать. А сейчас мечтать незачем, он настолько не ровня Ане, что и говорить смешно. Да и вообще он давно уже не Ангъя-ла-Тмиу, он, после Малого посвящения, Хайяар, и все его мелкое кассарство в прошлом. Приходя в Тхаран, человек оставляет за спиной все — звания, почести, благословения и проклятия. Он отныне маг, а значит — к прошлому тропинки нет. Во всяком случае, так должно быть.
Что же теперь делать? Хорошо еще, что Аня ни о чем не догадывается. Со стороны все смотрится очень мило и просто. Одинокий пожилой мужчина, соскучившийся по душевному общению. Умный, интересный, надежный… Отчего бы с таким не поболтать, не попить чаю, не пригласить в гости? Очаровать старших Чердынцевых труда не составляло. Даже Имена использовать не пришлось — хватило всего лишь малого Слова Покоя. Теперь они прониклись к Константину Сергеевичу самыми светлыми чувствами, они радуются такому соседу… тем более, бывшему медику, который и массаж сделает, снимающий всякий остеохондроз, и посоветует лекарства… В здешних пилюлях Хайяар, конечно, нисколько не разбирался и разбираться не хотел. Зачем? Живая сила, что влил он в Людмилу Петровну, действовала куда лучше. Вместо таблеток она теперь могла пить что угодно, хоть толченый мел — результат был бы тем же. Да, с ее родителями все вышло просто. Никаких ненужных вопросов у них не возникало и возникнуть не могло. Но долго ли останется в неведение сама Аня? Ведь женщины чуют мужскую любовь не ушами и не глазами — до глубинных слоев проникает их внутренний взгляд. Хайяар ставил барьеры, но знал — надолго их не хватит.
Иногда его посещала безумная мысль — бросить все, взять Аню в охапку и рвануть через Тонкий Вихрь в Оллар. Лемгну-то найти не велика трудность. Денег хватит, чтобы купить небольшое поместье где-нибудь в краях поспокойнее — и плюнуть на Тхаран, на государя, на Спящего и на Высоких Господ. Неужели он не заслужил свой кусок счастья? Он горько смеялся своему безумию. Страшно подумать, что случится с Аней, узнай она правду про «дядю Костю», в какую ненависть, в какой страх превратится ее пока что доброе к нему расположение. В охапку берут рабыню или поселянку, с блистательной кассарой такое не проходит. А Тхаран… да Тхаран отыщет его раньше, чем разрубленный мечом волос коснется земли. И напомнит клятву, напомнит долг. Так напомнит, что мало не покажется. И это не говоря уже про единянские толпы, которые вот-вот добьются своего и зальют олларские долины кровью — и своей, и чужой. Нет, безумие надо гнать. И Хайяар прилежно его гнал. Получалось плохо.